Чжао Мин.
Вот она… Родная. Вечная Хуанхэ, несущая свои мутные воды к морю, как артерия, питающая сердце нашей империи. Каждый изгиб ее знаком мне, каждая отмель. А вон там, в легкой дымке у горизонта… Да, это он! Кайфэн!
Мое собственное сердце, огромное и могучее, забилось в унисон с миллионами сердец внизу. Я видел, как солнечный свет играет на миллионах изогнутых черепичных крыш, создавая море из серого, голубого и золотого. Я чувствовал тепло тысяч очагов и знакомый, до слез дорогой запах жареного кунжута, имбиря и ладана. Это дом. Это мой народ.
Вот они, внизу. Трудолюбивые, гордые, стойкие. Те, кто чтит знание, порядок и традицию не потому, что так велят драконы, а потому, что это и есть сама суть их бытия. Они пашут землю, ткут шелка, пишут стихи и верят в то, что их труд — это кирпичик в стене нашего великого Союза. И ради них, ради их улыбок, мы и сражались с этим жутким Культом.
Я обернулся, встретившись взглядом с Юань Бо и Мао Инь. Мы все чувствовали одно и то же — сладкое, почти болезненное облегчение и ликование. Мы сделали это. Мы вернулись.
И тут до них дошло. Сначала единицы — ребенок, указавший пальцем в небо, старый рыбак, поднявший голову от сетей. Потом десятки, сотни… Гул изумления, радости, неверия пополз по улицам, нарастая, как грохот горного обвала.
— Лун! Лун лай лэ! — донеслось до нас, и по моей спине пробежала дрожь восторга.
Это было подобно тому, как поджигают фитиль. Весь город взорвался ликованием. Люди, словно муравьи, выплеснулись из домов и лавок на улицы, заполняя каждый проулок, каждую площадь, каждую крышу. Они махали руками, платками, своими шапками, и их крики сливались в один мощный, счастливый гул.
А потом появилась музыка! Откуда ни возьмись, как по волшебству, возникли музыканты с гуцинями в руках. Плавные, бархатные переливы струн тут же подхватили яростные, ликующие удары барабанов, задавая ритм всеобщему безумию. И будто этого было мало — в центр площадей впорхнули танцовщицы с шелковыми лентами, извивающимися, как тела маленьких драконов, и с блестящими кинжалами в руках, чей танец был гимном победе и силе.
Прямо на улицах трактирщицы начали наливать вино и чай всем желающим, кто то даже не требуя платы, лишь бы разделить эту всеобщую, пьянящую радость. Воздух гудел от смеха, музыки, криков и звона пиал. Город, наш чопорный, мудрый и степенный Кайфэн, преобразился в одно мгновение, сбросив с себя оковы будней и зажигаясь огнями праздника, заразного и прекрасного.
Я посмотрел на своих брата и сестру, мы без слов поняли друг друга. Пора. Пора спуститься к ним. К нашим людям. К нашему дому. Моя душа пела, и я был готов разделить эту песнь со всеми, кто махал мне сейчас снизу, с каждым жителем этого великого города.