Творчество Пашкаля

[Пашкаль]

Начнём с конкурсной работы "Карнавал".


Работа написана в рамках Литературных квестов Паба "Скрипучее перо".

Я встретил своего сына на автостанции, и мы поехали сразу в парк. Каждую пятницу там выступал местный медно-духовой оркестр, который исполнял песни на радость пенсионерам. После работы специально приезжаю сюда посидеть на скамейку с баночкой пива и понаблюдать за радующимися стариками. Это являлось некой медитацией для меня. Поделиться этой энергией было не с кем, но тут 14-летний сын приехал впервые за год от бабушки своей, и я незамедлительно поехал с ним сюда.

Парк располагался рядом с центром, но людей всё равно тут было мало. Никто за ним не следил. Поставили фонарики у входа, идущие до центральной деревянной сцены, над которой висел выцветший плакат «Добро пожаловать!», рядом разместился фургон, готовящий уличную еду, да и только. И, кажется, остальным абсолютно безразлично на судьбу такого красивого увядающего места.

- Ужас, до чего довели парк! – хотел высказаться я перед сыном, - В своё время нас вызывали сюда на субботники, и мы всё вычищали. А сейчас? Никто не следит за этим уголком!

- Да-да, - кивал мальчик, уткнувшись в телефон.

Я махнул рукой. Мы прошли по асфальтовым дорожкам, по сторонам которых расположились аттракционы: батуты, так называемые «кенгуру», где тебя цепляли тросами, и ты прыгал на несколько метров, игровые лабиринты. В моей памяти пробегали отрывки, как и я когда-то по ним бегал…

Издалека доходил до нас нарастающий гул музыкальных инструментов. Сквозь деревья уже показывались разброшенные кучки людей, стоящих у разноцветных скамеек. Я ускорил шаг и потянул сына за собой. Совсем скоро мы оказались у большой сцены, на которой устанавливалось оборудование и размещались музыканты. Я нашёл излюбленную пустую скамейку, на которой все сижу, и разместился на ней быстро с сыном, пока никто не занял. Отсюда представлялся идеальный обзор на предстоящие празднества. Мы сидели на высоте и могли наблюдать, что творится внутри толпы.

- Зачем ты сюда привёл, па? – спросил светловолосый мальчик, тыкаясь в телефон.

- Это то, ради чего я живу.

- Ради чего? – посмотрел на меня сын.

- Смотри и слушай, - я отобрал у него телефон и положил себе в барсетку.

Через несколько минут оркестр представился и начал свою первую песню. На улице стояла удивительно мягкая погода, когда не жарко и не холодно. Листва тихо колыхалась над нашими головами, издалека доходил приглушённый гул голосов и смех детей. Я полностью сосредоточился на начинающемся празднике.

- Что? Я не понимаю, - дёргался сын, не зацикливаясь на начинающих танцевать пенсионерах.

- После песни, - сказал я, смотря так, чтобы и мальчик смотрел туда, но он не понимал моих намёков.

Старушки и старики, являющиеся большинством среди всех, начали вставать со скамеек, пряча свои зонтики, ранее заготовленные на случай дождя. Да, вдалеке гремел июньский гром, но не до него было сейчас! Пенсионеры встали, взяли друг друга за руки и талии и начали медленный танец. Я со слезами смотрел на них. Время потеряло свой счёт. Перед моими глазами пробегали десятки юбок и сотни умиротворённых улыбок. Ансамбль тоже выполнял свою часть сделки – музыка какой была двадцать лет назад, такой оставалась и сейчас…

- Ну? – после первой песни спросил меня сын с недоумевающими глазами.

- Эх, дурень, - вздохнул я, - Мы с твоей мамой познакомились здесь. Она стояла вон там, на углу… В белом платье… Сразу её заметил. Такая привлекательная и одинокая…

- И что?

- И то! – повысил голос я, - Единственное, чем жив этот парк – это вот этот бал стариков! Единственное, за счёт чего живут танцующие старушки! За возможность погрузиться в воспоминания, в прошлое, каждый отдаст всё в будущем!

Сын замолчал и отвернулся. Поняв, что только что я повысил на него голос, стал извиняться:

- Ладно, извиняй, погорячился я, - и потрепал его по голове, как он тут же встал.

- Все вы старики такие! Воспоминания, прошлое… а о будущем кто будет думать? Если мы так будем зацикливаться на старом, то никакого прогресса не будет – извечное нытье о том, чего, может, и не было.

Сын побежал от скамейки к выходу.

- Стой! Слушай меня! Стой! Я что, со стеной разговариваю? – кричал я ему.

Так и не заметил, как передо мной действительно стояла голая бетонная стена, а вокруг – пустота…

 

[Пашкаль]

Рассказ "Самоубийство".

Жёлтый коридор слепил глаза и давил на сознание, мотивируя сбежать отсюда. Непрекращающийся гомон детей, недовольные глаза учителей и закрытые заляпанные окна создавали угнетающую, душную атмосферу.

Зайдя в класс, Максим увидел не менее уставшие взгляды своих одноклассников, обсуждавших обыденные вещи, связанные с уроками, прогулками, отношениями. Парень прошёл до конца класса и сел рядом со своими друзьями. Лидером в их шайке являлся Андрей - блатной простачок, любящий шутить и смеяться и каждый раз придумывающий какие-то выкрутасы и метаморфозы. За счёт этого он выигрывал в жизненных ситуациях, смотря на них упрощённо, отдалённо, иронично.

Ему нравилось потешаться над Максимом и, увидев, что тот подстригся, друг сделал напарнику знатный щелбан.

- Ай! Больно же! – завопил парень.

- Сам знаешь! Нравится, не нравится – спи, моя красавица! – посмеялся Андрей.

Прозвенел звонок. Начался урок математики. За окном природа пробуждалась, а деревья тянули свои зелёные ветви прямо к окнам в класс. Стоял насыщенный май, до окончания учебного года оставалось ещё немного. Вот-вот и температура поднимется высокая. На речку можно будет сходить покупаться, и походить по крышам на длинные и раскатистые горящие закаты. Собственно, то самое лето, о котором все мечтали, соблазняло и так и манило прогулять уроки.

Среди всей классной духоты в дверном проходе показалась какая-то девушка. Она тихо постучалась и прошла в класс. Максим обомлел, детальнее рассмотрев её. Она была той самой, какой снилось во снах, представлялась во время прогулок на природе, появлялась иногда в толпе и быстро испарялась. Любовь с первого взгляда. Именно любовь, потому что чувства Максима закипели в тот момент так, что его стало тошнить, в глазах всё закружилось. Он не успел услышать имени даже новой одноклассницы, как впал в какое-то безрассудное блуждание по уголкам своей души.

Только спустя несколько минут парень заметил, что она села рядом с ним и заинтересованно смотрит на него. В классе только он сидел без пары, и ей оставалось подсесть только к нему. Все друзья Максима внимательно рассматривали новую особу и облизывались, то ли от жажды, то ли от её красоты. Уже на перемене новая соседка сидела одна, осматривалась, и он попробовал с ней заговорить, спросив, откуда она.

- Из другой школы перевелась, - робко ответила она, оглядываясь по сторонам.

Даже вблизи у неё не было видно никаких изъянов. Кучерявые чёрные волосы до плеч, от которых пахло лавандой, чистые карие глаза, блестящая, чистая и гладкая светлая кожа… Так и хотелось её пощупать, потрогать, разузнать, познакомиться. Максим начал подходить с разных сторон к ней, и это заметили его друзья. Андрей отвёл друга в сторону и сказал:

- Даже не пытайся. Моей будет. Нравится, не нравится…

Парень уловил взгляд девушки на себе и понял: или сейчас, или никогда.

- Нет. Ты не прав, - ответил он неуверенно, но кулаки всё-таки сжал.

- А давай проверим? После школы? – намекнул Андрей, захотев похлопать по плечу друга.

- Давай! – сверкнул глазами Максим.

Тогда его «друг» отошёл в сторону, не узнавая в нём прежнего робкого, терпящего унижения от друзей, «Максюшу». Шутка переросла в нечто большее, выходящее за пределами смеха и попадающее на грани безумия.

В тот же день после школы они действительно встретились на заднем дворе. Солнце безумно палило, даже кепки и панамы не помогали от выматывающей жары. Изначально Андрей хотел превратить всё это в большое цирковое представление, но теперь он настроился на серьёзную ноту.

- Андрей, заканчивай уже, пошутили и хватит, - сказал Максим, умерив в себе любовный пыл и приготовившись к переговорам.

- За слова свои отвечать надо, это не по-братски выходит, - холодно ответил он.

Собравшись, они провели стачку, начавшуюся как какой-то петушиный бой, но заканчивающуюся как тотальное добивание соперника, в данном случае – Андрея. Этим поразились многие другие, ранее не видевшие в Максиме ничего стоящего. Где-то вдалеке промелькнул силуэт одноклассницы. «Ради тебя же делаю… посмотри на меня…» - устало проговорил парень сам себе, как вдруг на него прыгнули все его бывшие друзья и товарищи. Дать отпор одному против четырёх не представлялось возможным, потому Максима повалили наземь и начали бить по всем неприкрытым местам. Спустя несколько минут, плюнув в лицо, они ушли, отомстив за Андрея. Однако явственно стало понятно о том, что парень завоевал одноклассницу.

И о нём с того дня разошлась слава как о терпиле, который против одного человека может что-то сказать, а против группы – нет. Он стал изгоем, и доверить свое внимание он мог только той однокласснице, которая сидит с ним. «Как шаблонно… как стандартно… Подраться за девушку и потерять всех друзей… Но были ли они друзьями?» - размышлял наедине с собой парень, попивая чай в столовой и ощущая кислые взгляды учеников школы.

Но как же отреагировала сама девушка? Она продолжала молчать, и, когда на него долго засматривалась, немного краснела. Конечно, одноклассница знала об истинных причинах драки – об этом говорили буквально повсюду, но её реакция Максиму не нравилась…

В один из вечеров парень сидел в своей комнате и делал уроки. В какой-то момент ему начинает звонить неизвестный номер. Он обычно на такие звонки не отвечал, мало ли чего. Но рука сама потянулась к телефону, тонкий гудок, и на той стороне трубки послышался знакомый девчачий голос.

- Привет, Максим… Можешь сказать, что задали на завтра?

Это точно соседка по парте, и он никак не мог ошибиться!

- Ты… ты как нашла мой номер? – поражённо сидел парень над грудами учебников, потирая вспотевшее лицо.

- Одноклассник дал… - как-то виновато проговорила она.

«Андрей», - подумал мысленно про себя он.

- Хм… э-э-э… да, конечно, сейчас, - опомнился Макс и, достав свой дневничок из белого картона, продиктовал свои трудноразличимые записи на завтрашний день.

Поблагодарив соседа, девушка хотела уже бросать трубку, но тот успел проговорить:

- Звони, если захочешь поговорить.

Придя в себя, Максим лёг на кровать и задумался. Уже стемнело, родители пришли с работы. В комнате гудела лампа, очень отвлекающая во время работы и очень сосредотачивающая во время безделья. Парень поник в собственные мысли о том, заинтересована им ли одноклассница. Почему именно ему она позвонила? Не значит ли это то, что он единственный из класса, кто может ей помочь? Девушка нашла в нём… ценность?

- Ну что, сынок, выигрываешь? – открыл дверь отец – обросший мужчина, от которого всегда несло недосыпом и кофе. Его внешний заброшенный вид говорил о том, что тот работал на нескольких работах и буквально не успевал заботиться за собой.

- Я уроки делаю… - ответил сын.

- Хорошо делаешь – лежишь и спишь! – махнул рукой он, - Пошли есть, мать суп приготовила.

- Ладно…

Максим уже не мог дальше о чем-либо думать – голодный желудок, действительно, давал о себе знать и полностью расфокусировал последние силы. С трудом встав, он пошёл на кухню, где за столом уже сидел папа, а мать наливала в глубокие тарелки наваристый жирный борщ. Рядом с ним стояла ломоть белого хлеба и открытая баночка сметаны – мечта для любого голодающего. Максим уверенно и быстро принялся за пищу.

- Как твои успехи в биологии? – спросил отец, протирая после каждой ложки свои густые, уже неяркие усы.

- П-пойдёт, - говорил сын, весь вспотев от горячего тепла домашнего супа.

- Не отвлекай его, пусть поест, а то вообще ничего не ест, - подметил мама, стоящая у плиты ещё советских времён.

- Нет, он же обещал нам выучиться на врача! – сказал твёрдо папа.

- Вообще-то ты сам мне сказал на него учиться, - вздохнул Макс, протирая руки об кухонное полотенце.

- Это правильно! Кто-то же должен будет нам помогать в старости и заботиться о нас. Да, мать?

Женщина молчала и переглядывалась то на мужа, то на сына.

- Может, в конце концов, я сам решу? – спросил парень.

- Ну-ну… - задумался отец, - А на кого ты хочешь? Что ты вообще хочешь?

- Свободы…

Установилось неловкое молчание. Мужчина долго подбирал слова, а потом сказал:

- Так… и? Куда ты пойдёшь?

Теперь задумался Максим. Ему по наследству достался от отца это особенное выражение глаз задумчивости и потерянности. И сейчас – его яркое проявление. От собственного незнания он покраснел и потом произнёс:

- Не знаю…

- Поэтому помалкивай! – пригрозил отец.

В тот вечер Максим глубоко задумался о своём существовании и погряз в глубокие размышления, которые довели его до постоянных бессонниц и переживаний. И только одноклассница, только рядом с ней он чувствовал себя спокойно и непринуждённо. Парень начал ей сам звонить и общаться.

Уже закончился май и началось жаркое лето, настолько жаркое, что почва буквально трескалась под ногами, в лёгкие попадала острая сухая пыль, отчего становилось трудно дышать, пот тёк ручьями по телу. Весь город, в котором жил Макс, превратился в вымирающую пустыню. В эти дни службы МЧС разослали всем предупреждения о нежелательном выходе на улицу и ношении огромного количества воды и холодных мокрых масок.

Несмотря на эти условия, парень пытался добиться прогулки с одноклассницей, чтобы поговорить не в школе, а наедине, разузнать её поподробнее, лучше познакомиться с ней. Она сначала не хотела и говорила всеми своими отговорками об этом, но в конце, словно сжалившись, сообщила о возможном времени встречи – 19 часов вечера… То время, когда спадает жара и становится удобным нахождение на улицы. Макс всё вложил в эту встречу и подготовился как смог – красиво оделся, не характерно для самого себя: джинсовка, белые прочищенные несколько раз кроссовки, тщательно расчёсанные волосы и, главное, уверенное настроение, в получение которого он вложил почти месяц. Все свои маленькие радости он копил и копил, чтобы представиться перед ней – девушкой мечты. Ему было совершенно безразлично на ухудшающуюся погоду и запреты родителей – он всё равно вышел, прихватив воды и закупившись марлей. Встреча должна произойти у вокзала – это предложила сама девушка.

И место встречи изменить было нельзя. Солнце в атмосфере тряслось, плыло, и медленно подходило к крыше местной мечети. Месяц и солнце слились в огненном пылком блеске, предвещая нечто ужасное. Чёрные вороны кружили над площадью и выискивали ослабших. От тротуарных кирпичей несло запахом раскалённых камней.

Одноклассница стояла у скамейки. Она выглядела обворожительно – белая футболка и юбка развеивались на ветру, демонстрируя все красоты женского тела. Запах лаванды с небольшим, совсем маленьким запашком пота отходил от неё.

Она улыбнулась, поправив волосы. Кажется, Макс ей тоже приглянулся. Девушка пожала руку, и парень уверенно начал:

- Удивительное место встречи ты выбрала, хах…

- Тут центр, как никак…

Она замялась, пытаясь найти тему для разговора. Ей очень не хотелось идти на эту встречу, но всё-таки пересилила себя. Макс этого не замечал – жара, страсть и чувства играли с ним большую шутку.

- Не хочешь сходить до заброшенной железнодорожной станции? Она недалеко, пошли! – предложил парень, на что та неохотно согласилась.

Они отправились по раскалённым дорожкам к полузаброшенной железнодорожной зоне, которую можно обойти, убрав ящики и перейдя дыру в решётчатом заборе. От здания вокзала доходил сигнал отправки новых поездов, разносящийся по всей округе тёмным похоронным звоном. Трава пожелтела и под этими звуками никла всё ближе к земле, ища единственное пристанище именно там.

- Ну и погодка, - попробовал найти тему для разговора Макс, поправляя джинсовую ветровку.

- Ага… - проговорила она, смотря в уходящую вдаль железную дорогу.

- Когда такое было вообще?

- Не знаю…

- Я помню позапрошлое лето, там так холодно было… Плюс десять, кажется…

- Да, интересно…

- Даже снег, кажется, тогда пошёл…

- Весело…

Уверенность Макса начинала медленно рушиться. Они уже подошли к рельсам и аккуратно отправились по ним до заброшенной станции. В голове плыло, солнце вдалеке палило своими лучами окружающие леса и поля. Во рту ощущался привкус травы и желчи, от которого нельзя было избавится никакими литрами воды.

- Почему… у тебя что-то случилось?

- Нет, ничего… - вздохнула одноклассница и посмотрела на Макса.

Посмотрев прямо в глаза, он максимально глубоко окунулся в них и… ничего не нашёл.

- Я тебе неинтересен?

- Нет, конечно, интересен! Только…

- Что я должен сделать для того, чтобы я стал интересным?

- Ничего… ты таким и являешься.

Макс вздохнул. Его разнесло от жары, и ему надоело придумывать красивую ложь.

- Я… я… ты мне понравилась. Я помогал тебе с домашним заданием, чтобы тебе угодить… Но почему ты мне не можешь угодить?

- Если ты хотел это сделать с помощью домашки, то не думаю, что это правильный подход, - ответила более дерзко она, почувствовав крепкую почву у себя под ногами.

- А что тебе надо? Деньги что ли?..

- Нет… Не это надо…

- Странные вы, женщины, я вас не пойму… Что вы хотите? Что сделать, чтобы мы вам понравились?

- Понимаешь… Ты… ты… Можно воды? – попросила она, подув себе в лицо картонкой.

Макс подал несколько бутылочек, одноклассница сделала несколько больших глотков, а затем сказала:

- Ты слишком интересен, поэтому у меня такое к тебе отношение.

Глаза Максима загорелись.

- Правда?

- Конечно! Только… таких людей, конечно, мало…

- О, вот станция! Давай присядем!

Они дошли до ветхой развалюхи, очень отдалённо напоминающей железнодорожную станцию. Она вся заросла бурьяном, деревяшки кое-где выпали, у платформы имелось единственное комфортное место для сидения под бетонным навесом. Сев именно туда, пара продолжил разговор.

- Ты настолько интересен, что… хм… - девушка покраснела, - неинтересен.

- Как же? – удивился Макс, - Я и на гитаре играю, и биологию изучаю, и в шахматы шпарю… Я разносторонняя личность!

- Ты так говоришь, или тебе так сказали?

Установилось молчание. Рядом в траве мельтешили и стрекотали кузнечики, полымя солнца постепенно спадало. Казалось, что должно установиться спокойствие после буйного дня, но… оно напряжение только нарастало.

- Я… мне это нравится, я знаю, какие у меня цели в жизни, - сказал Макс, и ни с того ни с сего покраснел ещё сильнее.

- Уверен?

Парню становилось только хуже. Руки и ноги тряслись.

- Да! Ты – цель моей жизни!

Одноклассница отвернулась и задумалась.

- Правда? Ты ради меня на всё готов? – мечтательно спросила она.

- Да! – сказал он, думая про себя: «Да, но как это всё странно, шаблонно…».

- Догони меня! – потянула за руку Максима и побежала куда-то девушка.

- Куда! Ха-ха! – бросился за ней он в заросли бурьяна.

Они начали играть в догонялки, ещё сильнее вспотев. Внутри звенело, головы все промокли от собственного пота до единого волоска. Поднявшись к рельсам, пара заметила, что солнце уже почти стояло у горизонта.

- Что-то у меня голова немного кружится, - заметил Макс, качаясь.

- Да, у меня тоже… - встала одноклассница на рельсы и стала искать выход из той глуши, в которую зашли.

Вдалеке раздался гудок. Первым его услышал парень и, увидев приближающийся поезд, побежал и закричал к однокласснице. Он крикнул: «беги, поезд!», но из-за усталости эти слова прозвучали приглушённым хрипом, и поплёлся медленно к ней, пытаясь спасти.

Солнце в последний раз вышло полностью из-за облаков, осветив и ослепив Максима. «Моя единственная надежда… Если я допущу её смерти, я не прощу себе этого!» - подумал он про себя, и силы в ногах у него снова появились.

- Эй… - хотел позвать по имени одноклассницу парень, но оказалось, что этого он до сих пор не знал, - П-п-подруга! Беги!

Состав уже находился в нескольких сотнях метров. Одноклассница осознала приближающуюся катастрофу и стала переползать через рельсы. «Ради неё…» - думал Макс. В самый последний момент он взобрался на шпалы, услышав оглушительный гудок машиниста, и толкнул девушку так сильно, что та отлетела в кусты на несколько метров от дороги. Но парень…

За несколько секунд до всего этого Макс прислушался к себе. Он осознавал смерть, которой изначально парень не был нужен. Но теперь она становилась реальностью. Страх от этой мысли заменился пониманием. Принятие смерти было частью силы его души. Это было как восход, после которого следует закат, как прилив, которому всегда следует отлив. И когда солнце почти полностью зашло за горизонт, и на кровавом небе заблестели звёзды, Макс почувствовал, как его тело становится легким. Всё вокруг ему указывало новый путь, всё и вся советовало, как жить, и, теперь, наконец, он осознал, как нужно было жить именно ему! Да! Жить! Именно жить! Рядом с этими тонкими и приятно пахнущими колосьями, на этой медленно остывающей сухой, но живой внутри земле, под таким большим и таким красивым, бесконечным небом… Вот то, чего он искал… Не чужих слов одобрения, а собственного счастья…

Макс не успел отбежать. Поезд поехал прямо на него и… Крики, стоны, рёв, звук отлетающего мяса, осознание, опустошение, поглощение и смерть… На железных шпалах на фоне алого заката блестела ярко-красная бурая кровь, недавно только кипевшая в сердце потерянного человека…

… Максима Александровича похоронили на местном кладбище недалеко от дома. Родители оплакивали его несколько лет, пока не родился новый сын, более красивый и целеустремлённый, чем прошлый, который научился держать ложку в два года, а разговаривать в первый. Этот однозначно являлся более «лучшим вариантом», а не тот, который до этого относился к «шаблонам типичных подростков»,

На могилу пришёл единственный человек, несвязанный с роднёй – это бабушка той самой одноклассницы, очень набожная и верующая. Положив цветы и помолившись, она вернулась обратно домой и спросила внучку, почему та с ней не пошла, ведь, как никак, этот человек ей был знаком.

- Я с другим мальчиком гуляла…

- Как его зовут? – поинтересовалась бабушка.

- Андрей, - улыбнувшись, ответила девушка.

 

[Пашкаль]

Ты (не) хочешь измениться

Длинный чёрный туннель. Пустой, одинокий, мрачный, омертвевший. В нём некомфортно, неуютно, страшно… Хотя на деле здесь и никого нет, кроме тебя, всё равно кажется, что кто-то бродит и оглядывается. А сзади ещё более непроглядная тьма…

Ты где-то на начале, и не можешь понять, в какую сторону идти и к чему в итоге ты придёшь. Ты просто бесцельно бродишь, пытаясь нащупать в этой темноте хоть что-то, неважно что. Тебе страшно, ой как страшно… Ты останавливаешься и валяешься в истерике, но твои крики разносятся эхом по всему пространству, и от этого нытья легче не становится…

Осознав собственную беспомощность, ты начинаешь размышлять над собой. Эта темнота дала тебе спокойствие и тишину, каких никогда не было в твоей жизни, и ты думаешь, думаешь, думаешь… Ты просидел в полном мраке безумия и понял одну очень важную вещь: всё не просто так. Это что-то с тобой не так, а не с тем, что творится вокруг…

В затуманенной голове сформировался план – идти вперёд, вперёд, и ещё раз вперёд, рассчитывая, возможно, умереть в этом жестоком походе, в пространстве которого вовсе не может существовать понятий «север», «юг», «запад», «восток». Ты начинаешь строить свою систему координат, по которой единственно правильный верный вектор – это по оси игрек – вперёд…

Вперёд… прошло бесчисленное количество часов, суток, недель… Этот изнурительный путь по чёрной пустоте вокруг чёрной пустоты под чёрной пустотой оказался тяжёлым испытанием осознания этой пустоты. Это не просто пустота… это… пустота? Да, это пустота, ещё скучнее простой пустоты. Это, вот это – настоящая пустота!..

Упав, потеряв всякую надежду, ты смотришь вперёд – туда, куда потратил всю жизнь, чтобы дойти. И там появляется белый-белый маленький пучок света, который ослепляет тебя на некоторое время. Он настолько маленький, что простой человек бы его не разглядел, но ты, осознав существование чего-то более яркого, чем сам ты и пустота, которые почти слились воедино, загорел, загорел так, что свет от тебя ослепил и тебя самого, и пустоту…

То, к чему ты так долго шёл, уже близко. Белый пучок уже превратился в ясный свет, такой яркий, что ты не можешь смотреть на него, то ли не веря в него, то ли не веря в себя, что ты его нашёл. Ноги с трудом держат твоё растворяющееся в пустоте тело…

Ты ощущаешь прилив сил перед последними шагами. Вся пустота уходит на дальний план, ты уже руками можешь объять тот свет, который искал всю свою жизнь. От него веет теплом, надеждой и счастьем. Пустота превратила всего тебя в ходячего незаметного монстра, которому наплевать на пустоту также, как и ей на него...

И вот, ты перестал щуриться и оглядываться назад. Ты подходишь к краю пустоты и думаешь над тем, что было в прошлом и что тебе пришлось пройти… Ты уже не понимаешь эти страдания, будто они пережиты другим человеком, и ты просто слушаешь его рассказ… Твоя душа танцует над нимбом собственного тщеславия, ты ощущаешь прилив жизни. Всё вокруг обретает снова краски, белый свет в конце чёрного туннеля наполняется всем тем, чем ты дорожил до этого…

Стремясь забыть всё, что было с тобой до этого, ты падаешь в белый свет, окунаясь словно в чистейшую воду, которая тебя исцелит…

После падения ты воспрял и преисполнился. Ты взлетаешь в воздух, прикасаешься к небесам, принимая всё, что ты пережил, как вдруг резко падаешь…

Крылья сломились пустотой, пустота закрылась и настала новая, белая, ещё более крупная пустота… Она яркая, пронзающая, оголяющая душу, ранее спрятанную в чёрной пустоте. И тут ты понимаешь, что всё это ловушка… ловушка, из которой ты уже никогда не выберешься. Ты лежишь голый на полу, в отражении которого видишь свой череп, смотрящий на тебя и морщинистые худые руки…

Пустота съела тебя и дожёвывает остатки твоей плоти, но это ещё не самый конец…

Когда она перейдёт к душе, тогда ты испытаешь снова те мучения, с которыми примирился в чёрной пустой пустоте. Всё, что ты ценил раньше – ты отдал этой пустоте, ты не пожелал сохранить в себе себя… Ты не удержался в этой пустоте и она съела тебя…

Ты повёлся на уловку судьбы и погнался за тем, что у тебя и отняла пустота, стремясь вернуть своё, но на деле тебе это уже не принадлежало…

Всё, что было после первой секунды попадания в чёрную пустоту – это сплошная игра над твоими слабостями, которые ты не хочешь решать и требуешь, чтобы их решила эта пустота, но на деле их решать должен только ты. Разумным концом оговорки от этого правила стал изнывающий скелет в ослепительном свете дня где-то в пустыне пороков и страданий…

 

[Пашкаль]

Конец души

Каждый представляет конец по-своему. Это то, после чего ты больше ничего не увидишь, ничего не почувствуешь, ничего не ощутишь. Это конец. Однако конец куда мрачнее, чем просто «ничего». Это не ад и не рай, это не бог и не демон, это не перерождение и не возвращение, это не свет и не тьма, это не радость и не грусть … И это всё не сводится к простой философии, о чём можно было сначала подумать.

Конец – это некое более устойчивое понятие, не построенное на противоположностях и сложных смыслах. Люди выдумали смысл для того, чтобы попытаться объяснить себе жизнь, но сами же утонули в своих терминах и понятиях, в итоге никак не приблизившись к ожидаемому, по их мнению, концу. Тот конец, который они ждут, никогда не наступит, потому что они его не заметят. Мимо людей пролетят не только счастливые минуты в жизни, не только сама жизнь, но и сам конец. Люди – составляющие одной системы, которая входит в другую, и так до бесконечности. Бесконечность мы не можем представить, ибо природа изначально нас ограничила так называемым разумом, за пределы которого кто бы не пытался выйти, так и не смог сделать. Бесконечность – это и есть конец.

Ни человеческий язык, ни человеческие знания, ни человеческие чувства не способны объяснить конец и то, что происходит после него. Это невозможно, и в целом-то не нужно человеку, ибо в размышлениях о конце он потеряет последнее, что ему дала природа – это сознание. Конец – за пределами сознания, потому человеку понадобится выйти за него, тем самым лишившись рассудка.

Сам конец происходит бесконечно мало и бесконечно много, так, что человек прочувствует только растление и распад себя на пустоту. Это такое испытание, которое не выдержит никто во Вселенной. Это хуже, чем засасывание в чёрную дыру, это хуже, чем поглощение тьмой, это хуже, чем сгореть заживо на какой-нибудь горящей звезде.

То, что переносится в момент конца, так это сама человеческая душа, сознание, которое ещё функционирует. Переносится в пространство, где эта душа ещё может о чём-либо думать.

Музыка из реального мира играет умеренно, спокойно, выражая надежды на скорое спасение души. Она идёт медленно, растянуто, отдалённо, душа пытается найти в этом пространстве то, что ей поможет. Всё внутри её кипит и горит, что видно повсюду, и тлеющие сознания смотрят на неё и пытаются выпустить из себя слезу, чтобы испытать сострадание, но ничего не выходит…

Рано или поздно душа гаснет, музыка проходит через рябь, обрывками, выбитыми моментами. Она тает, как лёд, но далёкие мотивы ещё напоминают о тех счастливых временах, когда можно было о чём-то вспомнить, за кого-то обрадоваться, посмеяться или погрустить. Тает время, тает свет, тает душа… Уже трудно становится разобрать что-либо, надежда на спасение куда-то очень быстро… тает.

Наступает точка невозврата, после которой начнётся полное безумие. Вся жизнь, весь опыт души, всё проходит в один момент, и от него не остаётся ничего того, что ранее мотивировало душу быть душой. Пространство расплывается, тут человеческие понятия уже перестают действовать…

Наступает апогей, агония души. Это долгий период страданий и мучений, до сознания доносятся лишь неразборчивые ноты, из которых невозможно собрать какой-либо музыки. Далёкие души смотрят на тебя издалека и понимают, что скоро станет ещё одной душой среди них больше.

Предсмертный душевный крик. Он громок, он ярок, он ужасен, он бесконечен. Всё, что здесь творится – строится на нотах этих криков души, после которых сама душа начинает тлеть также, как человеческое тело. Всё начинается с оболочки, с повседневных мыслей, и идёт до самого нутра, медленно разлагаясь. Другие души пытаются съесть эти остатки, до костей, чтобы прикоснуться к тому, что их ранее соединяло с реальным миром, но это лишь временный эффект, который и то, ложный…

Дальше наступает бесконечно длительный период души – это круги блуждания и ещё более худшего безумия, крутящиеся вокруг единственно сохранившегося понятия – конец. Это конец, и дальше ничего не будет. Это не страдания, это не мучения, это не смерть. Это бесконечные размышления вокруг слова «конец». Для нас, людей, это будет казаться смертью, мучениями, как в аду, но вовсе для самой души это не очень больно. С её стороны всё – тень, и она сама – тень. Тень того мира, в котором она жила до этого. Она также интересна, как личность, но в данном пространстве не существует такого понятия. Тут не работает ни один из законов, выдуманных человеком. Тут работает только бесконечность и конец.

Пережив это, по человеческим понятиям, за очень короткие промежутки времени, мы попадаем куда-то, о чём мы уже ничего не знаем, туда, где после конца начинается нечто новое, выходящее не только за рамки нашего сознания, но и самого конца.

 

[Пашкаль]

Рассказ "Конфорка"

Приближалась летняя пора. Повсюду благоухало, и бурлила жизнью природа. Мы с женой отправились на нашу любимую дачу, которую предстояло расчистить, облагородить, подготовить к летнему отдыху. За несколько дней расчистили сам участок, баню, забор подлатали, а потом приступили к дому. Достался он нам от бабушки жены. Хотя и в прошлом году расчищали, но вещи мы особо-то и не разобрали – сложили всё на чердак и бросили. Давно уже коробки и ящики покрылись пылью, стёкла помутнели, а деревяшки стали сырыми и ненадёжными, так что предстояло нам убить на расчистку столько же дней, сколько и снаружи на участке.

Жара на улице чувствовалась ещё сильнее внутри, отчего на чердаке трудно было что-либо делать. Перенесли все вещи на участок и начали на нём разбирать коробки. Большинство вещей шло на мусор, потому что всякое старьё нам не нужно было от слова совсем. Оставляли только то, что так или иначе может пригодиться в хозяйстве. Сформировались две кучи: одна маленькая – то, что пригодится, другая большая – то, что пойдёт на мусор. Из первой торчал ржавый примус, старая конфорка, какой-то советский холодильник, набор посуды и столовых принадлежностей и несколько коробок какой-то одежды и всякого барахла, который так или иначе может быть задействован в обиходе. Из второй торчало всё, что только можно было себе представить: газеты, книги, ветки, пакеты, банки, доски, даже арматура. Действительно, в прошлом году мы не позаботились о том, чтобы выкинуть даже самый очевидный мусор…

Пока мы отдыхали и пили холодную воду с лимоном, во второй куче я увидел в коробке торчащую блестяшку, напоминающую магнитную ленту от кассеты. Я отложил воду и пошёл разгребать мусор, чтобы вытащить странную кассету, которую до этого с женой мы почему-то не заметили. На обратной стороне её было изображение старой советской кухни, а внизу приписано чёрной ручкой: «Конфорка – Белый шум». Резко мне в голову что-то ударило, будто в сознание проникло название кассеты, отчего меня ещё сильнее бросило в жар, и я присел обратно, выкинув кассету…

— Ты что делаешь? Давай послушаем! – попросила меня жена, но моя душа, чем-то терзаемая, попросила не делать этого, - Ладно-ладно…

И история могла бы быстро закончится на этом моменте, но подобные находки обычно ничем хорошим не заканчиваются… В моей голове застряла эта кассета, будто она для меня являлась старым ужасным воспоминанием, от которого я хотел избавится как можно скорее. Она мерещилась мне повсюду, и под мой наплыв эмоций порой попадали только что купленные вещи для дачи – лампы, посуда, книги… Будто в них мерещился таракан, которого хотелось убить, чтобы не мозолил мозги.

И вот, в один из июньских вечеров на даче я довольно рано отправился спать, жена ещё сидела на веранде и пила чай. В последнее время меня тянуло к кровати чаще, поскольку только во снах я мог избавиться от «белого шума», царящего у меня в голове днём. С женой мы ездили к врачу, тот посоветовал лишь успокоительные и снотворное, которое никак не помогало. Выпив в очередной раз «пустышки», я лёг и попытался успокоиться, уже почти приблизился к каким-то успокаивающим видениям, как вдруг из соседней комнаты заиграл… белый шум…

Эти строчки, эти звуки прошли через меня как вода через ткань во время дождя, впитались полностью, но обратно уже не вышли. Я тут же встал и бросился к жене. Та, услышав мои шаги, пыталась выключить телевизор, но ничего не получалось, и я застал основной припев:

В тот вечер уныния,

После грибного дождя.

Засветило солнце,

Ослепило светом вдруг меня.

Включаю газ конфорки,

Вода из бутылки стекает теплой.

Солнце, где же ты,

Свети мне, не прячь свой луч, мой милый…

Жена подумала, что сейчас я буду валяться на полу и из моего рта потечёт пена, а сам я буду биться в конвульсиях и медленно умирать, теряясь в самом себе, но… Нет, этого вовсе не случилось. Я подошёл ближе и дослушал эту песню до конца. В ней не было ни единого слова про «шум», который есть в названии. Довольное странное сочетание звуков: то доносился газ на плите, то пение птиц, то звуки дождя. Протяжное мычание девушки, напевающей утром у плиты какую-то настолько грустную песню, что она стала народной и оттого ощущается веселее. Всё мелькало, как воспоминания, как свои воспоминания. И теперь обратной дороги не было.

— Давай поищем ещё кассеты? – спросил я у жены, и та ответила положительно. Но мне нужно было это сейчас. Она не стала сопротивляться.

Всю ночь мы ковырялись на чердаке под фонарями от телефонов и огнями свечей, но ничего так и не нашли. Мой отдых на даче прервался. Я слушал «белый шум» и день, и ночь, рассматривал советскую кухоньку и пытался найти её в реальной жизни, поскольку она мне напоминала очень знакомую квартиру из детства, в которой я был. В своём родном городе я знал лишь четыре места, где теоретически могла располагаться такая же кухня. Обойдя их, всё оказалось не то, а если и выглядело приближённо, то в душе чувствовалось, вырывалось: «не то, не то… не та конфорка, не та вода… не то солнце…».

На даче оставалась жена, которая скучала и унывала. Часто она мне твердила, мол, «дачу делали, чтобы отдыхать, а не чтобы оставлять её пустой на всё лето», но меня это уже не интересовало. В мою голову закрался кто-то будто чужой и начал делать то, чего я вовсе не желал… Хотел ли я выходить из своей дачи в пик лета, хотел ли я покидать баньку, убегать от природы и искать в шумном, сером, грязном городе то, что мне в жизни никогда не пригодится?

Мои поиски шли безуспешно. Я начал от отчаяния бродить по чердакам домов и искать там новые кассеты, может, как у меня, где-то завалялись… Но нет, их там не было… Я даже создал на одном из форумов тему «Конфорка», перевёл песню в цифровой формат и дал всем послушать… Многие замечали, на удивление, что слышали песню и голос девушки в каком-то старом советском фильме, кидали свои варианты, но это всё было не то… Да, действительно, песня будто была вырезана из какого-то фильма, как саундтрек, но из какого именно, имея при этом в наличии только одну песню непонятного содержания – определить невозможно.

Находясь на чердаке какого-то двухэтажного дома, ко мне поднялась неожиданно какая-то бабушка, вся в лохмотьях, от неё неприятно пахло. Мне стало безумно интересно с ней поговорить.

— Что ищем? – сухим дрожащим голосом проговорила она, шатаясь.

— Конфорку, - устало ответил я, даже не осознавая, что эта старушка может не понять, про какую именно «конфорку» я говорю.

— Пойдём, внучок. У меня есть, что тебе показать.

Бабушка повела меня к себе в квартиру. Я подумал, что сейчас, как во всех книгах бывает, она отдаст мне кассету, даже не зная о том, про что я говорил, и выведет меня на следы этой «Конфорки». Но, стоило мне зайти к ней, как я почувствовал зловещую вонь и увидел горы мусора в соседней комнате. Кажется, это тот самый вид пенсионеров, который считает «всё нужным в хозяйстве». Однако, меня это никак не напугало, в этой свалке можно найти кучу вещей, если хорошенько покопаться.

Старуха села в дырявое кресло, по которому ползли тараканы, и молча смотрела за мной. Не помню, сколько просидел в этой вонючей куче, но мне удалось найти за газовой плитой то, что я хотел. Найденная кассета без группы называлась «Майский снег», но по виде самой кассеты, по почерку, с которым написано было название, по самому названию я сразу понял – это то, что мне надо.

Хотелось сразу убежать и прослушать, но решил ещё какое-то время поискать, может, что-то найду, однако, так и не найдя больше кассет, ушёл домой. Жена удивилась, почему от меня так, мягко говоря, «несёт», а я, даже не раздеваясь, пошёл к магнитофону и вставил кассету.

Заиграл протяжный звон, идущий откуда-то издалека, словно духи звали… Пели птицы, но это было больше сожаление, чем радость днём. Вдалеке завыл сильный ветер, и резко стало тихо, словно пошёл снег.

Я искал тебя,

Искал, где только мог.

Но я не ожидал,

Что быстро занемог.

Я не хотел,

Но я был должен знать

Простила ль ты меня,

Была ль ты мне родна…

Мы с женой расплакались. В этот раз не только мне одному в голову что-то ударило, и это было довольно… странно. «Майский снег» пелся мужским голосом, причём до боли знакомым, но даже жена не понимала. Отойдя от этой песни, я оцифровал её и отправил снова на тот же форум, и в этот раз мне ответило куда больше людей. Все хором говорили: «Я слышал это в детстве!», «Я видел эту сцену в фильме: там мужчина задохнулся из-за газа!». Но что за фильм, где конкретно слышали – никто ответа однозначного дать не мог.

Прогуливаясь в один из дней по городу в поисках новых мест для кассет, я натолкнулся на человека, который меня узнал с форума. Его звали Саша, и он очень любил играть на гитаре. Прямо на улице он мне сыграл «Белый шум», отчего я поразился, мягко говоря, что эти найденные мной песни кого-то вдохновляли.

— Я хочу с вами искать автора! – сказал он мне, и я с радостью согласился.

Город был не то, чтобы большим, но и не таким маленьким, насколько можно об этом подумать. Однако он уже весь был поднят на уши и, обойдя большинство домов, мы так и не смогли найти кассеты. А в это же время наша группа исследователей увеличилась до четырёх человек, и каждый был музыкантом. Мне настолько понравились песни «Конфорки», что я стал петь, и позже мы начали публиковать свои небольшие каверы на основные две песни: «Белый шум» и «Майский снег».

И вроде бы показалось, что мы уже забросили искать новые кассеты, поскольку это не имело смысла в дальнейшем. Скорее всего, это была просто-напросто инди-группа, ненадолго взлетевшая и исчезнувшая в небытие также внезапно, как и появилась, коих было тысячи. Написали пару домашних песен, наложили эффектов – и готово. Не имевшие смысла некоторые звуки и тона говорили о неумелости «Конфорки» и её довольно узких знаниях в правильном составлении музыки.

Во время отдыха на даче с нашей группой я поднялся на чердак взять ещё пару стульев, как вдруг за дощечкой я заметил торчащую кассету, на которую до этого не обращал внимание. На ней было написано «, но это только начало». Я тут же побежал к нашим слушать её, отчего все впали в большой шок, но готовы были прослушать с нетерпением. Сначала кассета не вставлялась правильно в магнитолу. Мы её буквально прибивали в отверстие, чтобы вошла, и звук пошёл.

Вдалеке шумели кузнечики, слышался детский смех, протяжная музыка играла очень приятно и комфортно, словно из какого-то советского детского мультфильма. Раздался звоночек велосипеда, прозвучал смех девушки, и началась песня:

Расстанемся мы, но ещё не пора!

Буду помнить тебя спустя дни и года.

Побежали, ты посмотри!

Змея пустили, и дождь впереди!

Близится алый, наш первый рассвет,

Юные волны кипят и бурлят!

Это только начало, это только весна.

Дальше лето, осень… и всё без конца!

Давай делиться жизнью всегда,

Давай обниматься, на скамейке сидя!

Ни горы, ни реки нам не помеха,

У нас впереди бесконечное лето!

Ещё более трогательная песня, которую мы тут же начали с ребятами учиться озвучить теми же инструментами, которые использовались в песне. Звучный мужской голос радостно пел, и у меня поднялось такое же настроение, словно все мы оказались на несколько лет моложе. Кроме жены. Она за всё время как-то постарела и со мной почти не общалась, отошла от всего этого и как-то сторонилась, пугалась, что ли…

— Что с тобой? – спросил её я после нашего вечернего концерта.

— После этих песен ты поехал головой… ты ушёл куда-то… не туда! К чему всё это? Ты мне столько обещал, а в итоге предал все наши мечты?

— Какие мечты? – не понимал я, находясь в состоянии музыкальной эйфории от недавно найденной песни.

— Сними розовые очки, Андрей! – сказала напоследок жена и, словно испарившись, быстро покинула мой дом.

Я спустился к музыкантам. Те спросили, что случилось, но я отмахнулся, и мы продолжили петь песни. И пели долго… Кажется, всё лето…

И только к осени я осознал, что потерял свою жену. Нужно было её искать, извиниться, проститься… Что всё-таки сделал не так ей? Вроде бы и участвовала во всех наших мероприятиях, пела, танцевала… Что случилось такого, когда я успел её потерять?..

Друзья мне сильно помогли, отследив её местоположение через хороших знакомых. На данный момент она жила где-то в Красноярске, и я узнал даже приблизительный адрес, и сразу поехал туда. В самолёте меня некоторые узнали, как известного солиста группы «Конфорка», хотя я сначала не понимал, про что речь…

Приземлившись в городе, я тут же отправился по примерному адресу. Кое-где на заборах висели плакаты «Конфорка на Родине. Скоро!», но мне было не до них. С трудом нашёл дом, постучался – дверь была открытой.

В квартире пахло приятно досками, какой-то стряпнёй и канифолью. Всё казалось мне абсолютно родным, счастливым и ярким… Повсюду на полу краски, лего, в шкафах советских времён стояли сервизы, игрушки, чёрно-белые фотографии… У окна на табуретке стоял магнитофон, и в него почти вставлена кассета «Розовые очки». Я вставил до конца и включил.

Шум города. Долгий-долгий шум города, где-то в отдаленье, кажется вроде бы родным, но это обманчиво. Вздох, и шум города резко заменяется громким гудком фуры…

Треск воды,

Долгий сигнал…

Не поймаю в сети,

Твой нежный,

Твой ласковый взгляд…

Эти слова повторялись несколько раз куплетами, пока на фоне не заиграл снова шум города, но в этот раз он был куда острее, неприятнее и ужаснее. Эти звуки крутились и нахлынули на меня, словно все-все прогулки по городу со всеми эмоциями упали на меня огромной тяжестью.

Обернувшись, я заметил за собой гору кассет. На каждой какие-то непонятные названия, например, «Норильский мотив», «Серная кислота», «Июньский рассвет», и одна из таких кассет была у меня в руках, вместе с чёрной ручкой… «Фильм «Конфорка». Я не мог в это поверить, нет… не может быть этого… НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

Передо мной образовывались целые стадионы людей, все они ждали от меня чего-то. Только – что? Высказать личную трагедию, от которой мне плохо и которую я уже несколько месяцев запиваю? Показать фильм о нас, где я в главной роли нахожу неожиданно кассету «Белый шум»? Выпустить новый долгожданный альбом о принятии себя? Я ещё не принял себя. И не приму никогда за ту оплошность.

Я бросил кассету в гору и побежал на кухню. Ту самую кухню, с той самой конфоркой. Я включил её, поджёг спичку и кинул в те самые кассеты. Я не мог их видеть… Они должны быть уничтожены. Их никто не должен видеть… Никто не должен знать, что произошло. Врубив газ на полную, я заперся на кухне, сел рядом и заплакал. Сознание медленно терялось, растворялось в непрекращающимся потоке мыслей… Свети мне, не прячь свой луч… Я искал тебя… Твой нежный взгляд…

***

Вечер. Начало лета. Мы с женой сидели на веранде и пили чай.

— Наконец-то мы достигли того, о чём мечтали в детстве, не правда ли? – поцеловала в щёку меня жена.

— Да… Теперь мы можем провести всё время вместе до конца своих дней…

— Поднимемся наверх, попрощаемся с днём?

— С радостью!

Мы поднялись на нерасчищенный ещё чердак и разместились в диване у огромного окошка, выходящего на заходящее солнце. Догорали последние искорки дня, а впереди была передышка перед новыми испытаниями. Не знаю, что будет дальше, но если сильно верить во что-то, то оно сбудется, верно? Значит, дальше я буду жить рядом с женой бесконечно и претворять в жизнь наши бесконечные детские мечты. А больше мне и не нужно.